Глава 6

Патетическое обращение Гитри вполне соответствует духу той бурной эпохи, но и оно меркнет перед пафосом генерала де Голля, когда 25 августа 1944 года он берет в свои руки бразды правления Республикой (последняя никогда не прекращала своего существования, сказал он Жоржу Бидо, который предложил ему восстановить ее) и столицей этой Республики. Генерал восклицает:     - Париж! Оскорбленный, разрушенный, измученный Париж! Но - свободный Париж! Освобожденный собственными силами, самим населением при поддержке французской армии и с помощью всей Франции - сражающейся, единственной, настоящей, вечной Франции!     Эдит Пиаф не слышала его заявления, произнесенного в городской мэрии, но 26 августа после полудня увидела де Голля, идущего по Елисейским полям на три шага впереди других представителей свободной Франции и командующего грандиозным парадом освободителей. Следовавшие за ним солдаты дивизии Леклерка и бойцы Сопротивления казались ей героями.     Но героизм героизму рознь. Так, храбрость ее близкой подруги, Мадлен Робинсон, еще воспринимается как нечто новое и необычное, а потому способна вызвать у остальных только безудержный хохот. Мадлен, актриса и супруга Робера Дальбана, с которой Эдит познакомилась в "Буфф-Паризьен", когда они играли там "Проклятых монстров", а затем "Равнодушного красавца", в один из тех дней пришла возбужденная и обернутая красным флагом с серпом и молотом: "Мы освободили "Комеди Франсез", мы освободили "Комеди Франсез"!"     "Эдит, - рассказывает Анри Конте, свидетель сцены, - подмигивала мне и прыскала со смеху, стоя у нее за спиной".     Двадцать шестого августа ей было достаточно отнести маленький листок бумаги на авеню Марсо, чтобы попасть на площадь Звезды на построение войск и начало Елисейского парада. Через несколько недель (или скорее месяцев) она уже живет на этой улице в доме № 71, в менее компрометирующем месте, чем слишком гостеприимное заведение мадам Билли, пребыванию в котором давно пора было положить конец. Однако теперь ей в упрек ставят ее немецкие гастроли. И вот уже имя Пиаф значится в списке артистов, которым запрещено выступать на национальном радио. Вызванный к жизни смутным временем, иногда "приправленный" горькой мелочной ревностью, завистливыми тайными мыслями, дует ветер чистки, не разбирая правых и неправых. А вскоре Пиаф приходит повестка. Ее дело, как будет рассказывать Андреа Бигар ["Эдит Пиаф, десять лет назад" - радиопередача Клода Дюфрена, 1973 г. Архивы ИНА], рассматривалось комитетом, размещавшимся в садах Пале-Рояля и заседавшим под председательством молодого офицера. Секретарша приготовилась к защите, собрав всю необходимую информацию. Сведения о побегах? Это остается неясным: "Я сообщила им даты и многое другое. В конце концов все эти господа, а их было более десятка, встали и по-военному поприветствовали ее". "Многое другое", по словам Герберта Лоттмана, не имело отношения к изготовлению и раздаче фальшивых паспортов: "Она составила список друзей-евреев, которым регулярно посылала деньги, и сказала, что ее квартира всегда оставалась в их распоряжении" [L'épuration. Paris, Fayard, 1986]. В "Приложении XXI" к документу, опубликованному в другом издании и содержавшему полный (до 14 февраля 1949 года включительно) список деятелей искусства, "разрешенных" или оправданных "Комитетом по профессиональной чистке драматических, лирических артистов и концертирующих музыкантов", напротив имени Пиаф читаем: "Отсутствие санкций и благодарностей" [Jean-Pierre Bertin-Mahit. Le cinéma sous l'occupation. Paris, Éditions Olivier Orban, 1989].     Но не будем говорить о побегах. Певица никогда не писала и не вспоминала о них. Читая об этом у других, она чаще всего хранила молчание. Правдивость Эдит не требовала объяснений, а ее легкий и наивный патриотизм военной "крестной" вкупе с ненавистью к бошам вполне мог вдохновить ее на незначительные подвиги.     Последней сценой, где Эдит выступала перед освобождением Парижа, был "Эксельсиор" на улице Фагон в XIII округе. Хаотичные уличные стычки, сопровождавшие вступление в столицу, и начавшиеся затем чистка, разброд и шатание в стане артистов прервали культурную жизнь до середины сентября. Все это время Пиаф оставалась в Париже. Из-за вынужденных каникул у нее появилось время достойно отметить возвращение некоторых друзей: Норберта Гланзберга, пианиста, укрывавшегося на юге у будущего министра; Мишеля Эмера, который появился сразу же после Освобождения, о чем вспоминает Анри Конте: "Мы стояли на балконе на авеню Марсо, когда Эдит увидела его. "Мишель!" - позвала она, размахивая руками. Эдит была без ума от радости, она никого не ждала так, как его".     Действительно только его?     В конце июля или начале августа в жизнь Пиаф через двери знаменитого "Мулен-Руж", насвистывая, вошел молодой человек. Он скажет своим биографам: "Мы были любовниками (в полном смысле этого слова) всего неделю" [Hervé Hamon et Patrick Rotman. Tu vois, je n'ai pas oublié. Paris, Le Seuil/Fayard, 1990]. Даже если речь идет о неделе, которая следует не за первой репетицией их августовского концерта в "Мулен-Руж", а за предварительными переговорами насчет совместных выступлений в середине сентября, они очень быстро начинают "совмещать", хотя и тайно, свои профессиональные интересы с глубокими чувствами.     Однако Ив Монтан был всего лишь рядовым исполнителем в программе, показ которой был прерван через три дня из-за исчезновения певца Роже Данна, словно растворившегося в воздухе. Без его замены концерт в мюзик-холле на площади Бланш мог оказаться под угрозой. Хотя выступлениям уже тогда предшествовала реклама, молодого марсельца Монтана, в то время поддерживаемого Эмилем Одиффредом, Эдит не слышала ни в "ABC", ни в "Фоли-Бельвиль", залах его парижских дебютов. Ему не расточали похвал за "Долины Фер-Веста" и за его американские "Я-хо! Я-хо!" Сам он даже и не помышлял о Пиаф, знаменитой, намного более знаменитой, чем он. К тому же их стиль разительно отличался. Но раз уж кого-то надо пригласить, соглашается она ("раз уж есть место на прекрасной афише", - присоединяется он), почему бы ему не попробовать?     Он приходит к десяти утра вместе с Раулем Андре, своим другом, тогда юным ассистентом режиссера, с которым Ив недавно познакомился в коридорах "ABC" и который приютил его у себя на улице Шальгрен, недалеко от авеню Фош. Рядом с Эдит ее секретарша Андреа Бигар. Позднее он так передаст их первую беседу:     Она: - А, это вы!     Он: - Здравствуйте, мадам.     Секретарша: - Нет, не мадам! Мадемуазель!..     Он (поправляясь): - Здравствуйте, мадемуазель.     По его словам, она была элегантно одета - "голубое платье в цветочек, а на плечах короткое демисезонное пальто".     Завершив обмен любезностями, они приступают к делу: сначала поет он, затем она. "Очень хорошо, браво!" - бросает Эдит, когда он заканчивает. Несколько песен - и она очаровала, впечатлила, потрясла его, как сорок четыре года спустя скажет Монтан публике, восхищенной возможностью словно воочию увидеть их первую встречу, воспроизведенную до мельчайших подробностей (сначала было то, потом это), вспоминая каждый раз начало куплета, спетого Пиаф в тот августовский день 1944 года: Это был парень, которого невезение Схватило однажды за руку...     Сбивчивые воспоминания завершаются таким признанием: "Услышав "Аккордеониста", я забыл обо всем и смотрел на нее, покоренный. У меня не было желания плакать, но в то же время я плакал, потому что это было фантастично".     Их первый совместный концерт прошел 5 августа. Когда они вновь заговорили о нем, о его таланте, она после многочисленных комплиментов неожиданно спросила:     - Так вы канадец или нет?     Вопрос был вызван тем, что он все время пытался "скрывать" свой марсельский акцент.     Затем она перешла к его репертуару. Восстановленные по памяти Монтаном и опубликованные Эрве Амоном и Патриком Ротманом в книге "Видишь, я не забыл", ее слова переданы следующим образом:     "Я сейчас скажу вам одну вещь. В настоящий момент вы пользуетесь огромным успехом, потому что ожидается приезд американцев. Но поймите, это продлится недолго. Вам не хватает хороших, по-настоящему французских песен. Но не беспокойтесь! Вы их получите".     Молодой марселец с трудом поддавался на уговоры не останавливаться на достигнутом. Она начинала бегать за ним, собираясь давать ему уроки! Наверное, ценные уроки? Предчувствуя это, он согласился. Они пели с утра и до заката, чтобы не зависеть от частых отключений электричества. Их день заканчивается в ресторане "Бутт", позади "Мулен де ла Галетт". Он позднее вспомнит об одном из таких ужинов, каких до сих пор за двадцать три года его жизни у него не было, а Анри Конте, другой свидетель, расскажет о красивом парне, скорее неуклюжем, чем развязном: "Он был примером бесконечной застенчивости, чередовал оплошности с неловкостями. Он запинался, опрокидывал бокал..."     Эдит Пиаф проявит, как отметят критики, неподдельный энтузиазм, занимаясь акцентом и репертуаром парня со средиземноморского побережья, бросившегося покорять Париж. Она же отметит: "Я тотчас оказалась завоеванной. Сильная личность, впечатление уверенности и мощи, выразительные, восхитительные руки, красивое мученическое лицо [...]. Когда закончилась его четвертая песня, я встала со своего места и приблизилась к краю сцены. Он подошел к рампе. Я так и вижу себя, маленькую и как бы раздавленную высокой фигурой этого взрослого мальчишки, к которому я подняла лицо, оказавшееся как раз на уровне его лодыжек. Я сказала, что он великолепен, что, по всей вероятности, его ждет блестящая карьера" [Из книги "На балу удачи"].     На следующий день после освобождения Парижа она пытается воплотить в жизнь свое предсказание. Они очень быстро стали любовниками, но, спрыгнув с кровати, он вновь оказывается учеником. Она советует ему, руководит им. Он заставляет себя, сжав в зубах карандаш, вновь и вновь повторять упражнения, улучшающие дикцию, чтобы окончательно избавиться от ошибок в произношении. Она пообещала, что "ему напишут" песни, в которых он нуждается. Говоря "напишут", она теперь подразумевает Жана Гидо и Лулу Гасте, которые передают ему "Луна-Парк" и "Боевого Джо".     Но Монтан особо выделяет и будет выделять Анри Конте, автора песен "Полосатый жилет", "Вон тот господин", "Моя девочка, моя малышка", а также саму Эдит Пиаф. В конце 1944 года она напишет для него "Софи", "Дворника", "Стоящего..."     Анри Конте обладает многими достоинствами. Было бы чересчур опрометчивым утверждать, что молодой Монтан не вдохновляет его, но с самой первой встречи его профессиональный взгляд не совпадал с точкой зрения Эдит, и его вклад в творческое становление артиста объясняется тем, что именно она просит о поддержке. Например, песня "Моя девочка" предназначалась Анри для Мориса Шевалье. Эдит знала об этом, когда однажды вечером он представил свое творение на ее суд: Моя малышка, моя маленькая девочка, Мы скоро обвенчаемся. Я увезу тебя в карете До самого Робинсона...     Она знала обо всем, но умоляла его: "Отдай ее Иву, отдай ее Иву!"     Да, Конте вовсе не слепой и действительно отдает должное ей и молодому Монтану, хотя и не слишком высоко ставит его как певца. Кроме различий в восприятии и профессиональной оценке, остаются еще его взгляды, обращенные к ней, взгляды, о которых можно сказать, что они не обманывают, когда Конте действительно задумывается об обмане. Впервые он был удивлен в сентябре, увидев реакцию Эдит, когда Ив Монтан находился на сцене, а она за кулисами одного из кинотеатров, где они в то время вместе выступали, ожидая более выгодных предложений. Вскоре его встревожит ее поведение в других ситуациях, как в тот вечер, когда он возвратится из поездки, проводив своих родителей в Септей, по ту сторону Манта. "У тебя грязная майка", - сказала она ему тут же, в присутствии посторонних. Приняв извинения по поводу обильного пота, выступившего после долгой прогулки на велосипеде, она занялась, вспоминает он, нравоучениями по поводу чистоты, плохо скрывавшими нешуточное раздражение. "Ты хочешь поговорить, Эдит?" - спросил Анри. "Нет, - поспешно ответила она. - Едем спать, а когда будешь уходить, поцелуй меня".     Что происходит между ней и молодым Монтаном? Поскольку Конте прямо не спрашивает об этом, можно не отвечать. А раз он не настаивает, она упорствует в своих уловках до февральского вечера 1945 года, когда уставший все скрывать и потому несколько стыдящийся Ив Монтан в гримерной "Этуаль" сам возьмет в свои руки инициативу запоздалого объяснения.     Анри Конте получил отставку? Еще нет. Сцена, которая следует за этим, происходит в кафе, где Эдит ставит его перед выбором: "Знаешь, Анри, уйду я или останусь, зависит только от тебя. Или ты бросаешь Шарлотту, или между нами все кончено. В восемь часов у меня свидание с Ивом". Кафе расположено в нижнем этаже ее дома. Он проводит там долгих три часа, одинокий, подавленный. Два или три раза к нему подходит верная Андреа Бигар, официальный курьер, она же - просто сочувствующий свидетель: "Знаете, все в ваших руках. Эдит вас все еще любит". Это приятно для слуха, но не слишком убедительно, учитывая многочисленные признаки их отдаления друг от друга после его возвращения из Септея. И когда все это стало очевидным, выбор между неопределенным любовным влечением и прочными семейными узами оказывается невозможным.     С середины сентября до середины октября 1944 года Эдит Пиаф одновременно повсюду - и нигде. Вместе с Ивом она вновь отправляется в небольшое турне по парижским кинотеатрам; без него она принимает участие в гала-концертах для американских летчиков, для французских Освободительных сил, в пользу заключенных, депортированных и жертв нацизма, в пользу стариков (в "Мулен-Руж" с Дамиа и Мистингет) и, наконец, вечером 15 октября выступает в "Мютюалите" перед молодежью. Через десять дней она поет в зале "Рамо" в Лионе, первом городе на маршруте первых гастролей по освобожденной Франции, за которым последуют Тулон, Марсель, Тулуза и снова Марсель. Ее сопровождает Анри Конте. Он делит с ней комнату, а Ив Монтан - афишу, но не похвалы. В Лионе публика встречает его настороженно. На родине, в марсельском "Варьете", Монтана ждет настоящий провал. Он освистан, к его ногам падают монеты, его новый репертуар становится причиной постоянно испытываемого унижения. В то же время, несмотря на настоятельные советы Эдит, он отказывается пересмотреть его. "Это ужасно, - напишет она, передавая его слова, в своей автобиографии, - но я не уступлю! Прав я. Скоро они согласятся со мной".     Последняя остановка перед возвращением в Париж (речь идет о повторном выступлении в Марселе) относится к началу декабря. Вот удобный случай для визита к Ливи, родственникам Монтана. Событие важно вдвойне: Эдит - первый настоящий друг и коллега по сцене, кого Ив приводит к себе домой; а что касается ее, то с той поры, как она стала Пиаф, ни один мужчина, появившийся в ее жизни, не знакомил ее со своими родителями. Визит длится сорок восемь часов. Семейная атмосфера, хотя и шумная, согревает ее сердце. Ливи скорее бедны, чем богаты, зато как щедры на нежность и участие, которых были лишены ее детство, ее юность... Эдит, вспоминающую прошлые лишения, эта доброта наполняет жизнью, как хлебный каравай насыщает голодного. Она говорит Иву, что ему, в отличие от нее, повезло родиться в настоящей семье.     Официально они лишь друзья. Но Лидия, старшая сестра, не дает себя обмануть. Этой любительнице журналов многое становится ясным после короткой беседы с братом на предмет их знаменитой гостьи:     - Она уже не с ее поэтом, Анри Конте?     - Не лезь не в свое дело, - отрезает Ив.     Хотя об обручении не говорят, не начинает ли мысль о скорой свадьбе витать в воздухе? Симона Берто будет утверждать, что так и было. Тогда или позднее Эдит думала об этом, скажет Ив Монтан. А он сам? Доподлинно неизвестно. Своим биографам он ответит, что нет.     Кроме того, что состоялось второе представление, теперь уже Монтана, парижской прессе, устроенное Пиаф 15 января 1945 года в кафе "Мейфер" на бульваре Сен-Мишель, мы больше ничего не знаем о том, что происходило между ними в период между возвращением из Марселя в середине сентября 1944 года и приготовлениями к парижской премьере в театре "Этуаль" 9 февраля следующего года. И опять эту светскую хронику приводит в своей книге кинорежиссер Марсель Блистен [Marcel Blistène. Au revoir Edith. Paris, Éditions du Gerfaut, 1963], с которым Эдит незадолго до описанных событий вновь встретилась там, где ранее они познакомились, - в Марселе, а потом поселила их с матерью у себя на время, пока они не найдут себе квартиру. Блистен организовал ей встречу на авеню Марсо с кинопродюсером Эженом Тюсшере. Экс-журналист перед этим как раз закончил сценарий, идею которого подсказала ему Эдит еще во времена, когда зарождалась их дружба. Роль главной героини была написана именно для нее, и целью встречи являлось приглашение Пиаф на эту роль. Увы! Придя однажды утром в дом певицы в очень плохом настроении, режиссер уходит с твердым намерением исключить ее из состава исполнителей. Женщина, которая приняла его, закутанная в ночную рубашку, как в мешок, с сеточкой на волосах, - словом, выглядевшая скорее обрюзгшей, нежели заспанной, - неужели это Пиаф? Он меняет свое мнение, лишь увидев ее в кафе "Мейфер" в компании Блистена, до того момента очень тяготившегося его отказом и счастливого такой переменой. Съемки (или подписание контракта) состоятся только через несколько месяцев. А пока на горизонте вырисовывается настоящее возвращение Эдит Пиаф к парижским зрителям после освобождения города, и все на той же сцене "Этуаль", свидетельнице первого столичного триумфа Ива Монтана в качестве американской звезды.     За несколько дней до премьеры, а, возможно, и накануне, в разгар репетиции, Эдит узнает о кончине матери 6 февраля 1945 года. Ее смерть была вызвана многими причинами, и в особенности пристрастием к наркотикам. Ей скоро должно было исполниться пятьдесят лет... Мадам Билли в своей книге воспоминаний о роскошном доме свиданий, который она содержала при оккупации, напишет, что однажды видела ее у себя [Madame Billi. La Maîtresse de maison. Paris, La Table Ronde, 1980]. Правда, по ее словам, вначале появились инспекторы, сообщившие о новом аресте Лины Марса за употребление и продажу наркотиков. И она передает фразу Пиаф: "Мне абсолютно все равно, что будет с моей матерью". Другой эпизод, приведенный в мемуарах, начинается с того, что в одной из комнат раздается пение, привлекшее внимание рассказчицы: "Какая-то женщина, одетая в поношенный костюм, склонилась над пианино. Она пела "На другой стороне улицы". Женщина сказала, что она мать Пиаф". Предупрежденная о приходе гостьи, дочь встретилась с ней только спустя довольно продолжительное время. Оставшись в гостиной вдвоем, женщины говорили более четверти часа, не повышая голоса, как уточняет мадам Билли, которая стояла, прислонив ухо к входной двери.     Арлетти напишет, что была заключена под стражу вместе с матерью Пиаф через несколько дней после освобождения Парижа от оккупантов. Они находились в одной камере: актриса - в результате чистки, уличенная в любовной связи с вражеским офицером, а Лина Марса, задержанная уголовной полицией, - за какой-то очередной проступок. Рассказы самой матери служат, увы, лишь поводом для дискредитации дочери и очередной безмерной лжи: "Когда мать исполняла "Жизнь в розовом свете" во дворах, - читаем мы в мемуарах Пиаф, - ей говорили: хоп!.." - переведем это как "уходи отсюда!" В действительности же непонятно, как Лина Марса могла завладеть песней, написанной после ее смерти.     В автобиографии Эдит Пиаф позволит себе более благую ложь: "Папа и мама, которые за всю свою жизнь так мало времени провели вместе, покоятся рядом на кладбище Пер-Лашез". Однако ее уличает отсутствие соответствующей надписи на мраморе фамильного склепа. Двенадцатого февраля 1945 года Лина Марса, урожденная Аннетта Майар, бывшая супруга Гассиона, находит последний благопристойный, но небогатый приют на кладбище в Тиэ, откуда позднее Эдит перенесет на Пер-Лашез только прах своей маленькой Марселлы. Предавалась ли она скорби у тела покойной, как год назад у гроба отца? Кто занимался печальными формальностями? Присутствовала ли она при этом? Последний свидетель, ее брат Герберт, который тогда еще не вернулся из плена, вообще обходит молчанием те дни. Доподлинно известно одно: что, как будет писать мадам Билли, при жизни своей постоянно исчезавшей матери ее бывшая жилица с улицы Виллежюст оставалась хорошей дочерью. Несмотря на свою затаенную обиду брошенного ребенка, несмотря на равнодушие женщины, которая возникала в ее жизни только нищей, вечно что-то требующей, способной на шантаж, угрожающей каким-нибудь скандалом, Эдит вплоть до смерти Лины выплачивала ей небольшую ренту. Так что эта потеря не повлекла за собой слишком сильных переживаний, принеся даже в какой-то мере облегчение. Жестокая, так рано лишившая ее матери (появившейся слишком поздно и показавшей себя не с лучшей стороны), но это была жизнь...     За три дня до похорон Эдит сама чуть не умирает от страха. Наступает вечер ее премьеры в "Этуаль", и она боится, особенно за Ива Монтана. Действительно, ничто не гарантирует, что обновленный репертуар, к созданию которого некоторым образом причастна и она, в Париже примут лучше, чем в провинции. Напрасные тревоги! Сразу после антракта Эдит даже вынуждена выйти на сцену, чтобы успокоить воодушевленный зал. Ее собственная программа главным образом составлена из песен Анри Конте. Одна из них, "Свадьба", трудна для восприятия, поскольку изысканная музыка Маргариты Монно сбивает публику с толку.     Их имена держатся на афишах целый месяц, с 9 февраля по 8 марта. Начинают концерт, сменяя друг друга, Пьер Малар и Симона Альма. Малар, познакомившийся с Эдит в Тулузе в ноябре прошлого года, будучи еще начинающим певцом, посчитал простой дружеской вежливостью просьбу Пиаф оставить свои координаты. А затем последовала телеграмма из Парижа. Певица хотела, чтобы он открывал их с Монтаном выступление, и это стало первой настоящей удачей его артистической жизни. Контакт с Жоржем Бартоле, уехавшим в Бретань незадолго до высадки союзников в июне 1944 года, был установлен еще более оригинальным способом. Не зная, куда ему писать или посылать телеграмму, Эдит отыскала пианиста времен своих гастролей по Германии, обратившись к нему... по радио. Бартоле был ей нужен. Вслед за ушедшим Клодом Норманом и его оркестром Эдвард Шеклер тоже задумался о более интересных проектах, чем аккомпаниаторство. И вновь на помощь приходят друзья, поскольку следующими музыкантами Пиаф руководит Анри Пуссиг, дирижер оркестра, с которым ее пути скрещивались не раз.     Довольна ли Эдит? Довольна ли она Ивом Монтаном, которому успех, возможно, помог осознать необходимость выяснения отношений с Анри Конте? Удовлетворение сменяется раздражением. Не отняв у Эдит ее славы, не отодвинув ее в тень, он чертовски удачлив, завоевывая любовь публики, и шумное счастье его двадцати трех лет эгоистично не замечает переживаний человека, превосходящего его по возрасту и известности. После "Этуаль" пара переезжает на две недели в "Казино Монпарнас", но когда вскоре начинается подготовка к новым гастролям, Ива не оказывается в числе участников. Перед отъездом музыканты получили неделю отдыха. Жорж Бартоле использовал ее для короткой поездки в Бретань. Вернувшись в Париж, в вагоне метро, везущем его к Лионскому вокзалу, он сталкивается с Ивом Монтаном, который интересуется, куда он едет, нагруженный багажом. Введя Ива в курс дела о его исключении из труппы, которое должно было оставаться в секрете, пианист пускается в объяснения, настолько неубедительные, что насмешливая улыбка певца заставляет его смутиться. К счастью, тот не настаивает, тем более что ему нужно выйти раньше Лионского вокзала. Успокоенный Жорж Бартоле садится в поезд и едет в Виллербан, располагается в отеле, затем отправляется в театр, где должны состояться первые репетиции, и, как вы думаете, кто внезапно предстает его взору? Ив Монтан [Из беседы с Жоржем Бартоле, декабрь 1978 г.]. В последний момент Эдит передумала или уступила его мольбам. Хотя его имя не фигурирует в афишах, он участвует в репетициях, и в первый же вечер перед началом второго отделения она сама объявит его выход дополнительно к программе. Небольшая проблема для организаторов: им нужно спешно печатать новые афиши.     Гастроли продолжаются с 30 марта по 4 июня. После Баланса, Сент-Этьена, Салон-де-Прованса и Ниццы следует Монте-Карло, затем - перерыв, и первые две недели мая она вновь поет в Марселе в театре "Варьете". Их встречает теплый, восторженный прием. Этот малыш принес краю славу. Пиаф наносит визит семье Ливи, визит, который на этот раз уже окончательно воспринимается как приезд невесты.     Гастроли приводят их в Ним. Запись на радио [Архивы ИНА] сохранит для нас один из диалогов в форме скетча, то ли подготовленный, то ли импровизированный. Вначале слышен только ее голос, говорящий о десяти новых песнях их "молодого автора, Анри Конте". Далее:     - Я должна также сказать...     Другой голос прерывает ее:     - Что ты собираешься сказать? Что ты собираешься сказать? Будто мы собрались здесь только из-за тебя! Я уверяю вас, что когда она берет в руки микрофон, отобрать его очень трудно!..     - Но, но, но... по какому праву вы говорите со мной в таком тоне? Кто вы?     - Кто я? Я Ив Мон-тан, - он четко разделяет два слога, - звезда эстрады, известная всем!..     - Ах, да, ты действительно можешь доставать звезды с неба! Рост метр восемьдесят пять!.. Но чтобы самому быть звездой!.. Потрудитесь вывести этого человека... Так я говорила, что хочу сказать о моей карьере...     - Послушайте, так мы останемся без ужина, я вам точно говорю!     - Ну, конечно! Ты бы высказался гораздо быстрее. Десять минут, и я закончу.     - Это шайка, я клянусь вам, это все одна шайка! Они уже поступали так со мной в Марселе!..     - У тебя на родине?     - Нет, я из Нима!     - Он уже обманывал нас. Его родина - это всегда тот город, где мы находимся!     После незначительного шума притворной ссоры вновь слышен голос Эдит:     - Я сейчас представлю вам моего большого друга Ива Монтана. Я хочу сказать, что в своей последней песне...     - Что ты хочешь этим сказать? Что после нее у меня не появится других?     Он, вероятно, делает вид, что собирается вставить какую-то реплику, поскольку она обрывает его, и финал скетча таков:     - Ты действительно собираешься петь в этот микрофон? А, ну тогда я пойду немного погуляю... До свидания!     В Ниме они выступают 24 мая, после возобновления турне, прерванного телеграммой, полученной в начале месяца. Будучи обществом с преобладанием немецкого капитала, фирма "Полидор" торопится восполнить период бездеятельности, вызванный ограничением на пользование имуществом, наложенным по решению судебных властей после Освобождения. Теперь ограничения сняты. Как и фирма, желая ускорить появление новых пластинок, Эдит немедленно связывается со студией, назначив две серии сеансов записей: ее собственные 11-го, 13-го и 14 мая (на студии "Полидор") и первую - Ива Монтана, 16 мая на фирме "Одеон".     Именно в это время будет создана песня "Жизнь в розовом свете". О месте и обстоятельствах ее "появления на свет" уже упоминалось неоднократно. После обеда Эдит Пиаф и Марианна Мишель сидят на террасе кафе за рюмкой вина. Марианна жалуется, что у нее нет новых песен. "Почему бы вам не написать что-нибудь для меня?" - спрашивает она. Действительно, почему бы нет? Эдит многим обязана ей. В феврале 1942 года певица любезно принимала Пиаф в течение недели в "Мюзик лежер", ее кабаре на улице Сенак в Марселе. И потом, она пришла как нельзя кстати: одна мелодия уже давно не выходит у Эдит из головы. Они бросаются на поиски того, чем можно было бы писать на бумажной скатерти, и - за работу: Когда он берет меня на руки, Когда тихо шепчет мне, Все вокруг предстает в розовом свете...     Здесь Марианна Мишель останавливает ее. Разве слово "жизнь" не подходит сюда наилучшим образом? Правильно! Получается: "Жизнь в розовом свете". Продолжение песни вскоре заполняет весь угол скатерти. "Я написала и слова, и музыку", - утверждает Эдит в книге "На балу удачи". Но когда нужно представить песню в SACEM, возникают сложности, ведь ее подпись под музыкой ничего не значит. Юридически она автор текстов, но еще не композитор. Значит, ей нужно искать подставное лицо. Маргарита Монно? Она читает текст и спрашивает:     - Надеюсь, ты не станешь петь подобный вздор?     Сказано достаточно ясно, чтобы дать понять Эдит, что и она сама не подпишется под этим "вздором".     Другие просьбы наталкиваются на такие же отказы, об одном из которых она вспоминает, не называя композитора, чье мнение приведено ниже:     "Ты шутишь? За три года ты отказалась от десяти моих песен и хочешь, чтобы я признал себя автором вещи, длинной, как сосиска!"     Наконец, сдается Марсель Луиги, тот самый Луиги, без подготовки заменивший заболевшего аккомпаниатора во время ее первого концерта в "Бобино", молодой пианист, с которым она встречалась в Перпиньяне, а затем в Нарбонне во время бегства в свободную зону, автор музыки к песням "Бродяга" (слова Пиаф) и "Взрыв метана" (стихи Конте). Пиаф решает, что он согласился сразу, но, по его воспоминаниям, только полгода спустя они вместе записали ту мелодию, которая не давала Эдит покоя. Точно ли указаны дата и место? Легко проверить:     "Это был день крещения моей дочери, а Эдит была крестной матерью. То есть все произошло 12 октября 1944 года у нее дома, на авеню Марсо, 71. После обеда мы сели за фортепьяно. Она сказала мне: "Луиги, давай сочиним песню", - как мы уже делали двадцать пять раз. И должен сказать, что за пять минут мы написали "Жизнь в розовом свете". И слова, и музыку? По крайней мере, он так утверждает в своем выступлении по радио в день смерти Эдит Пиаф ["Дань уважения Эдит Пиаф", 11 октября 1963 г. Архивы ИНА]. Но, словно стремясь все усложнить, другой человек, Робер Шовиньи, имя которого вскоре появится в списке действующих лиц нашего повествования, заявит о том, что именно он завершил работу над музыкой.     Анри Конте не берется судить о правдивости той или иной версии. Он делает лишь небольшую поправку: "Эдит написала вначале: "Когда я увижу жизнь в розовом свете". Я убедил ее пойти немного дальше: "Я вижу жизнь в розовом свете". Будучи названием, предложенная строка еще ни о чем не говорила. Для эффекта нужно было ввести сюда причину".     Вероятно, у каждого из троих была "своя правда", воссоздававшая творческий процесс в целом. Луиги: музыка и какая-то часть слов могли быть предварительно набросаны в день крещения его дочери. Пиаф: Марианна Мишель побудила ее закончить работу над текстом. Конте: ни одна песня не получается сразу в завершенном виде, отделка чаще всего проходит коллективно. Что касается остального, никакая из трех составляющих "общей правды" не отнимет у Пиаф отцовских (а точнее, материнских) прав на "Жизнь в розовом свете", написанную для Марианны Мишель, а потом взятую обратно самой создательницей. "Длинная, как сосиска" - сказал кто-то? Если это так, шутник, должно быть, впоследствии сожалел, что не сможет отрезать от нее кусочек как автор! За границей, особенно в Соединенных Штатах, эту песню вспоминают первой, когда слышат имя ее исполнительницы.     Кроме выступления в Кнокк-ле-Зут в июне или июле, а затем - у Каррера, в его шикарном кабаре с белоснежным интерьером на Елисейских полях, Эдит Пиаф и Ив Монтан на протяжении всего лета больше не появляются на одной сцене. Неужели полное любовное согласие превращается в невыносимое профессиональное соперничество? Нет, все одновременно и сложнее, и проще. Отныне в восприятии публики они сравнялись в популярности, и Монтан не желает выпускать из рук удачу. К тому же нельзя включать в программу одного концерта двух звезд, иначе знаменитость, выступающая первой, задержит выход на сцену второй, чем повергнет зрителей в недоумение. Как будут позднее писать Эрве Амон и Патрик Ротман, "совместные выступления стали затруднительными и, словно под воздействием какого-то безжалостного механизма, то один, то другой страдали от этого". Кто кого убедил в необходимости "разделиться?" Вероятно, Эдит, ведь она теряла больше. Свобода самовыражения, превосходство в артистическом мастерстве и более широкая известность заставляют Пиаф взять инициативу в свои руки.     Зато кинематограф открывает перед ними новые горизонты сотрудничества. Блистену нужна Пиаф, Пиаф нужен Монтан, и с 30 июля по 5 октября их сведут вместе съемки фильма "Безымянная звезда", проходящие то на Булонской студии, то на натуре - в Версале, Жоэнвилле и Удане. Они находят там чудесных партнеров, в числе которых Жюль Берри и другой подающий надежды дебютант, Серж Реджани.     Особенно запомнится одна сцена - может быть, потому, что она отражает реальность их отношений в то время. Героиню Эдит зовут Мадлен, а приведенный ниже короткий диалог начинается репликой персонажа, которого играет Ив Монтан:     - Скажи-ка, Мадлен, долго еще будет продолжаться такая жизнь? Давай поженимся, чего мы ждем?     - Следующего года.     - Почему?     - Ты еще слишком молод. Подрасти немного.     Перед началом съемок Эдит участвовала в празднествах 14 июля - первых, состоявшихся в Париже после Освобождения. Одновременно они с Ивом Монтаном по вечерам выступали в кабаре Каррера. Вскоре пара уже вместе готовит свое возвращение на сцену "Этуаль", которое они осуществят отдельно друг от друга: вначале, с 14 сентября по 4 октября, там выступает Эдит, а сразу же после нее - Ив (по 30 ноября). Совместные концерты действительно оказались бы слишком "перегруженными". Ив поет в течение семи недель. Затем он с тем же успехом переместился в "Альгамбру". В газете "Депеш де Пари" от 28-29 октября Макс Фавалелли писал: "Без всякого сомнения, Ив Монтан - самая яркая личность, появившаяся в мюзик-холле после Шарля Трене". Включая и женщин? Если Эдит Пиаф восприняла статью именно с такой точки зрения, она должна была проучить этого Фавалелли. Это заставило бы его использовать более осторожные выражения, раз уж речь шла о ней!     Ее собственное появление в "Этуаль" было встречено критиками довольно благожелательно. На следующий день после премьеры Рене Бизе превознес в "Пари-Пресс" то, что Франсуаза Ольбан называла "стилем Пиаф": "Об успехе свидетельствует все: крики "браво", которые раздаются при виде ее хрупкой фигурки в короткой юбке, ее скромно склоненной головы, ее взгляда - взгляда человека, удивленного такой честью; раздающиеся невпопад аплодисменты публики, обуреваемой эмоциями [...]. Эдит Пиаф достойна такого успеха. Голос, единственный в своем роде в мюзик-холле, звучный, резкий, долетающий, как птица, до последних рядов зала [...]; талант актрисы, так высоко оцениваемый нынешними зрителями, вкупе с наивным идеализмом негра из Гарлема; протесты против нищеты, особенно духовной, ее мрачный и болезненный реализм, которому соответствует ее внешний вид, - все это является неотъемлемой частью сценического действия - или скорее серии маленьких песенных спектаклей, которые настолько разнообразны, что не замечаешь, что певица [...] на сцене уже три четверти часа".     Конечно, это возвращение сопровождается исполнением новых песен - песен из ее фильмов, произведений Анри Конте и Маргариты Монно, а также Мишеля Эмера ("Мсье Эрнест познал успех", "Что ты сделал, Джон?", "Жест"), которые она запишет лишь спустя долгое время.     Среди других новинок Ив Монтан исполнил еще одну, ее собственную - "Большой город": Я родился в городе, Где много заводов, Где мужчины вкалывают Всю жизнь без остановки...     Он обязан ей и другим. Именно она помогла подготовить его молниеносный взлет. Она сделала десятки, сотни телефонных звонков, чтобы взбудоражить весь Париж в вечер его премьеры, и это лишь одно из немногих усилий, предпринятых Эдит, чтобы вытащить его наверх за один год - благодаря ее житейской сметке. Она открыла перед ним множество путей к сердцам парижской публики, приглашенной на его выступление в качестве звезды на сцене "Этуаль". За несколько дней до этого события Морис Шевалье, например, удостоил их чести быть приглашенными на обед, и не в ресторан, а к нему домой, на авеню Фош, 10. Ив Монтан сам будет вспоминать и описывать все несомненные "плюсы" такого представления светскому обществу, как на сцене, так и в жизни: "Когда какой-нибудь парень начинал мешать мне, Эдит садилась рядом с ним, и "луч Пиаф" зажигал парня".     Сблизила ли смерть Лины Марса молодого брата и его знаменитую сестру? В июне 1945 года она берет Герберта на службу, придя ему на выручку. После возвращения из плена бывший спаги Герберт Гассион оставался без работы. Его должность, определить которую довольно трудно, сводилась к выполнению обязанностей разнорабочего, правда, оплачиваемого гораздо выше остальных. Он сам был немало удивлен. "Но ты - это не они, ты мой брат!" - оправдывала она свой поступок.     Происходят изменения и в музыкальном окружении Эдит. Вызванный по радио, чтобы сменить Эдварда Шеклера, пианист Жорж Бартоле тоже решает сменить место работы. У каждого свои склонности. Призвание Жоржа влечет его в мир классической музыки, о чем он предупреждал Эдит в середине лета 1945 года. Она сожалеет о потере, но понимает его. Ее поэты, композиторы и ближайшие соратники помогают Эдит в поисках нового аккомпаниатора. Мишель Эмер первым посчитал, что нашел обладателя редкого фортепьянного таланта в одном из баров на Елисейских полях. Но Эдит все же захотела увидеть и услышать его, прежде чем пригласить к себе. Двадцать седьмого августа состоялось первое прослушивание, принесшее положительные результаты. С "редким талантом" заключен эксклюзивный контракт, и, в отличие от многих своих предшественников, он не станет "перелетной птицей".     Его зовут Робер Шовиньи. Еще во время фестиваля песни, организованного студией "Полидор" в "АВС" в июле прошлого года, дороги новичка и Эдит пересекались. Она была там звездой, а он, под итальянским псевдонимом "Роберто", аккомпанировал исполнительнице экзотических песен Жанне Мане. Но он скромен. Поскольку Пиаф не запомнила его по тем выступлениям, Робер не осмелился напомнить ей о прошлых встречах. Во всяком случае, сразу. Замена происходила постепенно. Перед тем как уйти, Жорж Бартоле потратил много времени на посвящение Робера в тайны искусства и особенности работы со своей патронессой. Занимаясь этим, оба пианиста сделали интересное открытие: и тот, и другой шли по одному и тому же пути - по пути классической музыки. "Крещение" Робера Шовиньи под лучами прожекторов, в тени Эдит состоялось в "Этуаль". Без сомнения, он оказался полностью готов к серьезному экзамену, потому что Рене Бизе смог отметить, что аккомпанемент был "верхом изящества". Приятный комплимент! Он позволяет сказать несколько слов также о Ги Люипаэрте и его музыкантах, к которым слово "новички" подходит меньше. Пару лет назад Ги Люипаэрт принимал участие в сеансах записи Пиаф, занимаясь аранжировкой и дирижированием. К тому же он написал музыку к фильму Блистена "Безымянная звезда".     Музыкальное окружение пополнил также Руди Вартон, аккордеонист из Брюсселя, где композитор и дирижер Эмиль Дельтур, тоже бельгиец, представил его Пиаф еще в ноябре 1943 года. Задействованный тогда на время бельгийских гастролей, теперь он аккомпанирует ей почти везде. Но вспомнили о нем как раз вовремя. Сразу же после "Этуаль" Эдит вновь отправляется на гастроли, причем на его родину, в Бельгию. Он аккомпанирует ей в "Королевском художественном клубе" в Анвере, в "Гран Сьекль" в Брюсселе, откуда они возвращаются 3 ноября - без него. Он должен присоединиться к ней к началу репетиций их будущих больших концертов, назначенных в "Альгамбре" с 16 по 29 ноября, и в "Бобино" в первые две недели декабря. В условленный день Эдит ждет его. Назавтра его все еще нет. Он так и не появится.     Таким образом, предоставляется шанс его преемнику. Когда никто уже не надеется на появление беглеца, Рей Плексон, дирижер оркестра в "Альгамбре", вспоминает, к счастью, о другом аккордеонисте: аккомпаниатор Мистингет на состоявшемся незадолго до того ее концерте оставил ему свой номер телефона. Но где он?.. Короткое мыслительное усилие или быстрый взгляд, брошенный вокруг, - и Плексон находит его. "Потому что, - рассказывает третье заинтересованное в находке лицо, сам претендент, - я написал номер на спинке его оркестрового стула". К счастью, его обычный слух так же тонок, как музыкальный: "Телефонный звонок застал меня на лестнице. Я поднялся и, сняв трубку, услышал голос Плексона. Через полчаса я уже был в "Альгамбре". Таким образом после Робера Шовиньи в профессиональную жизнь Эдит Пиаф вошел Марк Бонель. И больше не покидал ее.     Робер Шовиньи, Марк Бонель... Не хватает лишь одного из трех мушкетеров, которые будут сопровождать Пиаф до конца ее карьеры и ее жизни. Третьего, импресарио Луи Баррье, пригласят через несколько дней. Контракт будет подписан 26 ноября, во время выступлений в "Альгамбре", а встреча Эдит и импресарио состоялась по окончании бельгийских гастролей Пиаф, во время которых она потеряла Руди Вартона. Тридцатитрехлетний Луи Баррье работал тогда в Парижской конторе зрелищных мероприятий Ива Бизо и Фернанда Ломброзо, выручивших Эдит еще в период "дела Лепле". Он как раз занимается начинающими артистами, такими, как Жаклин Ант, которая обязана ему своим первым парижским контрактом, недавними выступлениями в "Фоли-Бельвиль" и которую Лулу Гасте вскоре превратит в Лину Рено. Когда Эдит пела в "Гран Сьекль", он находился в Брюсселе. "Я занимался одним из дебютировавших певцов, Марселем Дьедонне. Однажды мы пошли в гости к Пиаф. Он знал ее и познакомил нас. Мы вместе выпили по стаканчику и разговаривали о делах, когда вдруг она предложила мне работать с нею, заниматься ее контрактами. Вначале я отказался. Моим основным занятием была организация концертов, составление программ и приглашение исполнителей. Обязанности менеджера одной артистки были внове для меня. Это мне ни о чем не говорило" [Из беседы с Луи Баррье]. Эдит удивилась такому повороту событий.     "Невероятно! - отреагировала она. - Множество людей, которым я отказываю, мечтают работать на меня, а когда я сама предлагаю вам это, вы говорите "нет"!"     Но не удивление Пиаф убеждает его согласиться: "Время было трудное, номер Марселя Дьедонне не принес желаемого успеха, не хватало других артистов - короче, дела шли неважно. Поэтому в конце концов я сказал "да". Это "да" было произнесено не в Брюсселе, а в Париже, во время встречи, на которую Луи Баррье приехал на велосипеде. Он или другой - Эдит был нужен кто-то для ведения ее дел. После Даниэля Маруани, во времена Раймона Ассо и "странной" войны, у нее не было импресарио или доверенного лица. При оккупации найти его оказалось трудно. Лучшие из представителей этой профессии вынуждены были уехать или не подходили ей. Когда наступил мир, а вслед за этим было разрешено свободное передвижение по стране, планы больших гастролей по Франции и вне ее требуют компетентного руководства дальнейшей артистической карьерой Эдит, четкого расписания ее выступлений, более профессиональной организации концертов. Андреа Бигар часто являлась посредницей между ней и директорами залов или кабаре, но одной ее помощи недостаточно для осуществления проектов Пиаф. Увлечения и интересы ее брата Герберта также не позволяют ему оставаться на службе у Эдит, а манят в Брюссель. Благодаря рекомендациям сестры он стал (или вскоре станет) директором "Гран Сьекль", кабаре, где произошла ее встреча с Луи Баррье.     Да, она нуждалась в профессиональном устроителе концертов, в человеке, способном заняться ее карьерой и воспрепятствовать ее желанию вести беспорядочную жизнь, в человеке, с редким великодушием сочетавшем бы навыки импресарио с огромным артистическим талантом, не переходя границ братской дружбы. Слишком высокие требования? Довольно-таки. Но когда тебя зовут Пиаф, это нормально.     А как с Ивом Монтаном? Неплохо, неплохо! Жюльен и Лидия Ливи, его старшие брат и сестра, пришли послушать его в "Этуаль". Лидия, конечно, встретилась и с Эдит, а Жюльен, вернувшийся из плена (война закончилась по-настоящему лишь 8 мая 1945 года), наконец познакомился с ней. Невеста брата? Если не знать, с первого взгляда определить трудно. Впрочем, в среде артистов обручение еще не означает официального брака в будущем, иначе было бы слишком много свадеб, и Жюльен признается биографам своего брата, что между Ивом и Эдит имели место перепалки.     Эдит приняла своих "будущих родственников" в собственной гримерной. После концерта все отправились в ресторан. Какое пиршество! "Двойное консоме по-мадридски, валенсианские яйца в мешочек, великолепная пулярка с шампанским, галльский салат, сладости из Сан-Паулу, корзина фруктов и ко всему вино "Мерсо-Шарм" 1941 года, "Картон" 1929-го и "Вдова Клико" 1934-го..." - перечисляют Эрве Амон и Патрик Ротман блюда, заказанные Эдит [Tu vois, je n'ai pas oublié, цит. выше]. Лидия добавит, что на другой день она стала свидетельницей изысканного ритуала пробуждения. Проснувшись, еще в постели, Эдит и Ив вместе вслух читали Мольера. В доме на авеню Марсо? В воспоминаниях Пиаф эта сцена перенесена в номер "Альсины", маленькой гостиницы на авеню Жюно, во времена, уже далекие от Раймона Ассо. Ни точная дата, ни причины возвращения на Монмартр, в менее шикарный, чем у площади Триумфальной арки, квартал, не указаны. Необходимость сменить место жительства, когда меняешь мужчину? Такое объяснение было бы возможно, если бы переезд оказался более поспешным.     Вечеринки с хорошим бургундским или шампанским, утреннее чтение Мольера - все это происходило в октябре 1945 года. После этого Ив и Эдит поочередно выступили в "Альгамбре", как делали это в "Этуаль". Первые две недели октября она поет в "Бобино", в концерте, который открывают Пьер Малар и Марсель Дьедонне, совмещая выступления здесь с работой в "Клубе пятерых". Как ясно из названия, у него пять хозяев, обосновавшихся по соседству с газетой "Экип" по улице Фобур-Монмартр, 13, пять молодых воинов, служивших в дивизии Леклерка, один из которых, Джо Лонгмен, в будущем станет организатором боев боксера Марселя Сердана. Но сейчас время Монтана, а не Сердана. Доказательства? Заинтересовавшись парижскими сплетнями, Эдит узнает, в столице или где-то еще, что Жан Габен и Марлен Дитрих, которых до сего момента связывала большая любовь, подводят режиссера Марселя Карне, и это за несколько недель до начала съемок картины "Врата ночи", диалоги к которой написал Жак Превер. Тогда она набирается наглости, звонит режиссеру и рекомендует Ива Монтана. Марселя Карне это не слишком воодушевляет. Он не очень-то благосклонен к кандидатурам, предложенным по знакомству. Зная Монтана по роли в "Безымянной звезде" и выступлениям на сценах "Этуаль" и "Альгамбры", публика благоволит к Иву как певцу и снисходительно относится к его актерским возможностям. Настойчивая Эдит Пиаф все-таки добивается своего. Согласие получено. Там, где ожидали увидеть знаменитого Габена, классикой которого являются "Бандера", "Хорошая команда", "Папаша из Прованса", "Великая иллюзия", "Набережная туманов" или "Начало дня", главную роль исполняет совсем неопытный начинающий актер из "Безымянной звезды".     Продолжается жизнь: совместная - в гостинице "Альсина" - и раздельная - на сценах и в гастрольных поездках. Так лучше. Девятнадцатого декабря, вероятно, в "Клубе пятерых", где ее друг Мишель Эмер дирижирует оркестром, а она выступает по вечерам до 1 января 1946 года, Эдит Пиаф празднует двойной юбилей. Ей исполняется тридцать лет, а за день до этого она отмечает десятилетие своей первой студийной звукозаписи. Через два с половиной месяца последует еще одна десятая годовщина - ее рождение как певицы, "крестным отцом" которой был Луи Лепле, нарекший ее "Малышкой Пиаф" Кажется, все это было так давно, настолько впечатляет пройденный ею путь...     Артистическая жизнь тоже протекает весьма интенсивно. В соответствии с первым контрактом, заключенным Луи Баррье, Эдит 8 января выступает в казино Безансона. Плохое начало. Она воспримет его с юмором, но гонорар останется невыплаченным. Затем довольно долго, до 21 февраля, пресса того времени умалчивает о ее появлении где бы то ни было. Ее находят лишь 22-го в Лозанне. Кабаре, в котором она поет, "Под лучами солнца", заслуживает более подробного рассказа. Вначале его хозяином был Жиль, настоящее имя которого Жан Виляр, бывший участник дуэта "Жиль и Жюльен"; эти артисты во время первого концерта Малышки Пиаф в "АВС" в марте-апреле 1937 года галантно уступили ей две песни Ассо, написанные для них, "Браунинг" и "Контрабандист". Здесь, в этом кабаре, Эдит впервые встретится с Одеттой Лор, заявленной в той же программе и очаровавшей всех звонким голосом молодой девушки, которая во времена своего парижского детства восхищала по воскресеньям Пеллепорт и Сен-Фаржо. И наконец именно здесь Жиль предлагает Эдит песню, сочиненную им самим, - "Три колокола", которую считает созданной специально для нее.     Швейцарское турне продолжается в "Кюрсаале" в Монтре и женевском "Мулен-Руж", а 16 марта Эдит возвращается в Париж в "Клуб пятерых", где Мишель Эмер по-прежнему руководит оркестром. Певица и актриса появляется как раз вовремя, чтобы присутствовать на премьерном показе ее фильма "Безымянная звезда", который выходит на экран кинотеатра "Франс" 3 апреля. Она исполняет роль Мадлен; героиня Эдит, дублируя кинозвезду, тоже певицу и актрису, после ее внезапной смерти почувствовала, что способна заменить ее, и настояла на продолжении съемок. "Интересный фильм о кинематографической среде, свидетельство жестокости нравов звезд, прекрасный состав исполнителей", - напишет преподаватель университета, историк Жан Тюлар в своем "Справочнике фильмов" [Paris, Robert Laffont, 1991]. Но ей снова пора собираться в дорогу, поскольку она поет во Дворце торжеств в Страсбурге, открывая гастроли, к которым подключаются и "Друзья песни".     "Мои дорогие "Друзья", - вскоре скажет Эдит Пиаф. Они были лишь "Друзьями музыки", когда певица впервые встретилась с ними в "Комеди Франсез", где 29 марта 1944 года проходил гала-концерт для железнодорожников, прерванный воздушной тревогой. Старое название еще сохранялось, когда 29 марта 1945 года по чистой случайности Жан-Луи Жобер, будущий директор этой реорганизованной вокальной группы, удостоился чести поужинать с Эдит в Виллербане. Затем последовал кризис, приведший к конфликту с "создателем-директором-владельцем" тогдашних "Друзей музыки" Луи Льепаром, бывшим регентом капеллы дижонского собора. Юбер Ланселот, биограф вокальной группы, напишет [Nous les Compagnons de la Chanson, цит. выше] о реакции Льепара на его появление в ее составе:     "Здесь все зовут меня "шефом", и ты будешь делать так, как все".     По-прежнему ведя себя подобно скаутам, его товарищи еще следовали бы за ним, но он решил заставить их отказаться от мюзик-холла. Кризис начался в феврале 1946 года. Предвосхищая взрыв, бывший регент капеллы покинул певцов вместе с аккордеоном и... официально зарегистрированным названием, что вынудило бунтарей превратиться в "Друзей песни". Но не весь состав группы тогда поддержал это движение. В час выбора Луи Льепар увел за собой двух своих приверженцев, затем к нему примкнул еще один из заговорщиков, а другой вообще удрал. После этого их осталось лишь восемь - новых "друзей". Три тенора: Фред Мелла, солист, Жерар Сабат, Жан Альбер; два баритона: Юбер Ланселот и Марк Эрран; три баса: Ги Бургиньон, Джо Фрешон и Жан-Луи Жобер, эльзасец (настоящее имя которого, Жан-Луи Жакоб, было изменено при нацистской оккупации), отказавшийся от карьеры футболиста по причине изгнания, а потом предпочевший всему песню. Именно песня, несмотря ни на что, поднимает его до значительных высот: он займет пост, как преувеличенно-громко скажет Юбер Ланселот, "генерального директора" молодого художественного предприятия, кооперативного сообщества. Оно объединяет восьмерых певцов, и 3 апреля все они тоже находятся в Страсбурге.     Назавтра гастроли приводят их в Мец, гарнизонный город, а через два дня в Нанси, также гарнизонный город, где концерт проходит в Театре армии. Затем турне продолжается по городам Германии, занятым французами: Баден-Баден, Пирмазенс, Саарбрюккен, Оберштейн, Горзенхейм, Нойштадт, Оффенбург, - и заканчивается 17 апреля во Фрайбурге. Две недели - время, достаточное для того, чтобы познакомиться довольно хорошо. Интересные эти "Друзья"! Жаль, что в их репертуаре преобладает фольклор. Эдит сказала им об этом.     "С ним, - цитирует по памяти ее замечание Фред Мелла, - вы никогда не покорите большую публику" [Телепередача "Воспоминание об Эдит Пиаф", цит. выше].     Очень любезно, мадам Пиаф, очень любезно, но... "На нас была возложена миссия" защиты народной песни, старого доброго французского фольклора: "Еще до того, как научиться писать, люди что-то напевали". В Германии или по возвращении в Париж она говорила с ними о "Трех колоколах", песне, которую подарил ей Жиль. В тот момент им не показалось, что эта вещь может занять место в их привычном репертуаре. Фред Мелла говорит: "Когда Эдит принесла нам ее, она нас не очень-то впечатлила". Жан-Луи Жобер добавляет: "Мы были настолько мало вдохновлены ею, что отказались". Отказались, а потом приняли, но с одним условием, о котором вспоминает Фред Мелла: "Эдит, мы будем с радостью исполнять ее, если вы согласитесь петь вместе с нами" [Там же]. Эдит делает встречное предложение:     - А вы будете петь со мной?     Так устанавливаются их первые профессиональные контакты, причем она настойчиво пытается сделать больше, чем ее просят. Возвратившись в Париж, они расстаются, не теряя больше друг друга из виду. В то время как "Друзья" выступают в "Эропеен", Эдит впервые записывает песни из своего недавнего фильма на пластинки "Пате-Маркони", знаменитой фирмы, филиала "Коламбиа". Заключение контракта, лишающего студию "Полидор" монопольных прав на записи Пиаф, было делом рук Луи Баррье. Во второй половине апреля 1946 года у Эдит появляется время для выполнения печальных, но важных обязанностей: 26 апреля останки Марселлы Дюпон, ее маленькой Сеселль, были перенесены в фамильный склеп на кладбище Пер-Лашез, где она будет покоиться рядом со своим дедушкой, Луи Гассионом. Requiescat in pace! ["Спи с миром" (лат.)]     Но она недолго пребывает в грустном настроении. В тот же вечер "Друзья" и Эдит вместе появляются на сцене "Клуба пятерых", а две недели спустя, 11 мая, избранная часть публики присутствует там же на первом исполнении знаменитых "Трех колоколов". В номере "Диогена" от 24 мая Жан Кокто отмечает этот "странный союз Эдит и молодой группы. Чего можно ожидать от таких разных артистов, когда они сходятся лицом к лицу? Но мадам Пиаф одинока, так одинока в этом мире... И так же одинок хор молодых людей, о которых можно сказать, что у них одно сердце. Так совершается чудо: два одиночества встречаются, и в слиянии их голосов настолько откровенно чувствуется дух Франции, что у нас на щеках появляются слезы". Это Франция с открытки, на которой "Друзья" изображены в виде "музыкального дерева", а Пиаф - в виде соловья, и их голоса "зажигаются друг от друга, как свечи в церкви Сен-Жан и "перелетают с холма на холм" (добавляет поэт). Кажется, что слышишь их: Деревня в глубине долины, Будто потерявшаяся, почти забытая...     Эдит будет выступать в "Клубе" на улице Фобур-Монмартр с 26 апреля по 6 июня, а затем с 18 июня по 10 июля. Как обычно, она одновременно поет и в других местах, два гала-концерта в клубе "Синемонд", 27 апреля и 3 мая; еще один, 16-го, во дворце Шайо (в пользу летнего лагеря для детей ее бывших "крестников" из концлагеря IIID), четвертый, 20 июня, в том же месте, - для бежавших из плена. Короткую неделю "измены" "Клубу пятерых" она провела в одиночестве в "Новом казино" Ниццы. Двадцать пятого июня она вновь появляется на студии "Пате-Маркони" и на этот раз записывает четыре песни, три из которых - "В тюрьмах Нанта", "Селин", "Три колокола" - вместе с "Друзьями песни".     Концерт 16 мая во дворце Шайо стал в какой-то мере событием. В присутствии оркестра из шестидесяти музыкантов и хора в глубине сцены Морис Эсканд вывел Эдит к зрителям, а затем произнес вступительное слово, написанное Жаном Кокто, неизменно лиричным, когда речь заходит о Пиаф: "Посмотрите на эту маленькую женщину, руки которой похожи на лапки ящерицы, живущей в развалинах. Посмотрите на ее лоб Бонапарта, ее глаза слепой, вновь обретшей зрение. Как она может петь? [...] Каким образом из ее хрупкой груди вырываются жалобы ночи? Но вот она поет или скорее, как ночная птица, пытается исполнить свой гимн любви [...]. Откуда-то из глубины возникает голос, который живет в ней, окутывает ее с головы до ног облаком черного бархата. Мы погружаемся в это облако, оно окутывает нас, проникая в наши сердца. Звуки смолкли. Эдит Пиаф, как соловей, незаметный на своей ветке, сама становится невидимой. От нее остается лишь ее взгляд, ее бледные руки, этот восковой лоб, на котором заметны отблески света, и этот голос, расширяющийся, поднимающийся, заменяющий ее саму, растущий, как ее тень на стене, и, наконец, совершенно закрывающий эту маленькую скромную девочку [...]".     Звезда того концерта вдохновила и другого журналиста, которым был поэт Анри Конте [Toujours Paris du 23 au 29 mai 1946]. Он в темном зале, она далеко на сцене; сначала Анри описывает репетицию: "Когда я зажигаю сигарету, в темноте появляется маленький красный огонек. Именно к этому огоньку обращается Эдит между двумя песнями:     - Тебе оттуда меня слышно?     Хорошо ли мне слышно! Ее голос звенит в моих ушах, как бронзовый колокол. В этой враждебной пустоте маленькая женщина и такой великий голос! Это кажется невозможным. Наверное, ее голос идет прямо из сердца: у них одинаковые размеры. Огромные. Только такое объяснение и подходит. С тех пор, как Пиаф стала Пиаф [...], для нее находятся одни и те же слова: человеческая нищета, человеческое страдание, человеческая бедность. Я хорошо это знаю, и кажется, что этого уже достаточно. Но только не для нее. Если мы не в состоянии узнать подробности ее жизни, нужно просто громко и отчетливо произнести само это слово. Да, вот оно: "жизнь"! Что-то, что горит ярче, чем огонь, но быстрее гаснет. Жизнь с ее добром и злом, с боем часов, со своими слепыми, глухими, а порой солнечными ударами, со своим дьяволом и своим ангелом-хранителем, черными и светлыми полосами, пьяными воплями или криками отчаяния или радости, рождения любви, похожими друг на друга [...]".     Восхищение зрителя сменяется почтительными признаниями поэта: "Мы, авторы текстов, - чего мы хотим? Мы пишем для нее что-нибудь вроде бессвязного бормотания, но именно она делает из него крики, призывы, мольбы. Когда нам случается найти слово, которое, как кажется, достойно ее, мы удивляемся, услышав позднее, как она поет это слово. Она делает его великим. И все же она выше его, ведь слова и музыка - ее верные слуги. Она ласкает их, бьет их и сама преклоняется перед ними. Чудо их покорности переходит в волшебство ее страсти. Она любит их так, как земля любит свет, льющийся с неба". Не слишком ли возвышенно? Для таких восхвалений нужно, чтобы пером водило сердце Анри Конте, сердце, в котором нет злобы, несмотря на прошлые муки ревности, сердце, все еще влюбленное, но знающее теперь, где и с кем Пиаф по-настоящему обманывает его: "Ее песни... Эдит спит с ними. Она согревает их, сжимает в объятиях, охраняет их сон. Это одержимость!"     Возможно, весной или в конце лета 1946 года Ив Монтан тоже испытал боль внезапного разрыва?     Во время своих выступлений в Театре армии Эдит поручила Луи Баррье найти ей жилье, что он и сделал. Он отыскал просторную квартиру на первом этаже в доме №26 по улице Берри, где располагалось кабаре "Эглон", которое первым в Париже приняло ее на своей сцене после возвращения из первых гастролей в свободной зоне. Новое пристанище Эдит находится в VIII округе, между Османским бульваром и Елисейскими полями.     По словам Симоны Берто, Монтан не знал об этих переменах. Таким образом, возвратившись 18 апреля 1946 года из Германии, Эдит отправилась на улицу Берри, в то время как он ждал ее в "Альсине", гостинице на Монмартре, на авеню Жюно. Зная, что Эдит вернулась, Ив позвонил ее секретарше, а затем устремился по новому адресу, предчувствуя опалу. Там, по утверждениям Момон, он просит, чтобы ему открыли. Она приписывает Эдит фразу:     - Не хочу о нем слышать! Я не желаю возобновлять с ним отношений, иначе я никогда не выздоровею.     Певец и актер будет отрицать свое участие в этой сцене и отнесет дату разрыва к следующему лету. Эдит, по его словам, возвращается не из Германии, а из Афин. Ив сидит в квартире, где он некоторое время жил: "Два, три, четыре часа... Я звоню мадам Бигар и понимаю, что Эдит у нее, но не хочет приезжать ко мне. "Потому что она не желает вас видеть", - объясняет секретарша. Я принимаю ее слова близко к сердцу. Отвечаю, что такое для меня неприемлемо и что я ухожу". Сказано - сделано: "Я собираю свои вещи и переселяюсь в гостиницу "Сюрен-Дагессо", недалеко от площади Мадлен". Что дальше? По версии Момон, более поздней, чем свидетельство Монтана, Эдит еще больше отдаляется от него. А что же он? "Несчастный - да, со слезами на глазах - да. Но я не пошел у нее на поводу. Я продержался неделю, не двигаясь с места, ничего не предпринимая. Это долго. А потом снял телефонную трубку и позвонил ей. Эдит, казалось, была без ума от радости. Мы договорились встретиться вечером у "генерала", патрона нашего любимого ресторана, расположенного недалеко от улицы Ришелье". Но она не придет: "Над Парижем разразилась гроза, ужасная гроза. Я томился в ресторане. Эдит позвонила мне, сказав, что ей не удается поймать машину. Все такси и даже фиакры, которые она так любила и которые еще ездили по Елисейским полям, оказались занятыми. Это было ужасно". Ужасно и беспощадно, как утверждала Момон: "Эта задержка придала Эдит сил, чтобы собраться с духом и "уйти в отрыв". У нее хватило смелости окончательно и бесповоротно расстаться с ним".     Гроза и вынужденное опоздание имели, если можно так выразиться, и свои положительные стороны. Уже несколько недель Эдит симпатизировала другому. Успокоение и поддержку во время разрыва принес ей Люк Барней, молодой эстрадный певец, с которым она познакомилась в месте встреч звезд спортивного и артистического мира, каким быстро стал "Клуб пятерых". У покинутого же любовника не хватает смелости покончить со всем раз и навсегда. Если он так переживает, если так больно воспринимает разрыв, то это потому, что, на его взгляд, ничто не предвещало подобную развязку. Но не будем все же думать, что Эдит настолько увлечена другим, чтобы безжалостно отбросить старую любовь. Стремление прекратить роман путем молчания и бегства, предпочитая их долгим объяснениям, свидетельствует о неподдельных сердечных страданиях, когда чувства режут по живому. Но в то же время это нужно было сделать, признается она позднее подруге, которой останется для нее Лидия, сестра Ива. Это было необходимо, так как, в соответствии с ее представлениями, "конец любви - это ужасно". То есть лучше расстаться до того, как он наступит: "Иначе начинаешь ненавидеть или сохранять отношения из жалости". Далее она признается: "Всегда нужно бросать самой. Это моя месть за всех женщин".     Однако утверждения типа "лучше упредить страдания, чем страдать" не являются исчерпывающим объяснением того преждевременного расставания, которое предпочли мучительному переживанию отношений, зашедших в тупик. Истинной причиной стали профессиональные проблемы: стремительный взлет вчерашнего дебютанта, слишком значительная доля похвал, которая доставалась ему и которой он упивался, иногда даже забывая об Эдит или хотя бы о ее собственных достижениях. Возникло положение, когда начинают ненавидеть что-то в другом, еще точно не определив, что именно. Анри Конте говорит о расставании, отмечая единственную долговечную страсть Пиаф: "Песня перевешивала все. Если ее любовник отнимал у нее часть успеха, Эдит не могла смириться. Это не выражалось в бурных сценах, но она уходила в себя. А когда Эдит уходила в себя..."     Ив Монтан признает, что между ними все кончено. Поскольку не отличавшаяся постоянством Эдит не ответила на его призывы, даже не открыла ему дверь, драма потерянной любви усугубляется раной, нанесенной самолюбию. Он все-таки Монтан и к тому же урожденный Ливи, то есть наследник честолюбивого мужского представления о женском непостоянстве как предательстве. Более того: поскольку во всем остальном ему сопутствовала удача, он в свои неполные двадцать пять лет оказался попросту не готов к несколько унизительной внезапности такой опалы. Уязвленность и чувство досады становятся непереносимыми, и он даже начинает интересоваться подругами Эдит. Например, Одеттой Лор. Сама она утверждает, что потеряла в лице Монтана хорошего друга, заявив ему: "Я не хочу быть после Пиаф". С ее стороны это было проявлением не разборчивости, а гордости: "Для меня Пиаф оставалась Пиаф, меня восхищала певица, но не женщина. Я не находила ее... Ну, вы понимаете, что я хочу сказать. Неприятность заключалась в том, что он уже говорил с ней об этом. А она рассказывает мне. Что отвечать? Конечно, только не правду. Я вышла из затруднительного положения, приняв оскорбленный вид: "Ты знаешь его. Ты знаешь меня. Выбирай!.." Она выбрала меня".     Люк Барней, появившийся в ее жизни перед разрывом с Монтаном, стал лишь кратковременным увлечением. "Друзья песни" образуют вокруг Пиаф целый хор, но Эдит довольно быстро выберет из них одного. Когда? Сразу после гастролей по Германии? Жан-Луи Жобер любит вспоминать лишь о дружбе, не более. Юбер Ланселот отделывался одними туманными намеками, воскрешая в памяти минуты окончания совместных поздних репетиций у нее дома, на улице Берри: "Остается только Жан-Луи, он - новый избранник ее сердца".     Во время своего короткого пребывания в Ницце во вторую неделю июля один журналист из "Газет де летр" становится свидетелем того, как настроение Эдит значительно улучшается после получения телеграммы.     - Вы знаете, я безумно влюблена! - восклицает она, не называя, впрочем, имени.     Если вас все еще не покинули сомнения, остается только снова процитировать Анри Конте: "Она перешагивала через страдания с редкой непринужденностью". Особенно через страдания других.     В период с конца апреля по начало июля 1946 года "Клуб пятерых" стал любимым местом Эдит Пиаф. Одиннадцатого июля вечером ее видят там в последний раз. Родственники детей, оставшихся без отцов, которые умерли в лагере IIID или вскоре после освобождения, написали ей, что тем не хватает денег для летнего отдыха. После гала-концерта во дворце Шайо у нее появляется идея нового такого представления. Кроме Мадо Робер, Мари Бизе, Андре Клаво, на встречу приглашены все ее мужчины: Ив Монтан, Люк Барней, Жан-Луи Жобер, а также "Друзья песни". Оркестром по-прежнему руководит ее друг Мишель Эмер.     Между тем Марсель Блистен предложил Эдит сняться в "Макадаме", его новом фильме. Партнером Пиаф должен стать другой экс-мужчина ее жизни, Поль Мёрисс, а на роль матери приглашена Маргарита Морено. Увы! Маргарите Морено, серьезно заболевшей, пришлось уступить эту роль Франсуазе Розей, которая, будучи намного моложе своей предшественницы, невольно вызвала холодность Пиаф. Разница в возрасте делает их похожими на двух сестер, а не на мать и дочь. Мысль вновь сыграть в "Равнодушном красавце" вместе с экс-мужчиной своей жизни приходится тоже оставить. Это должно было произойти в "Клубе пятерых", в один вечер с ее концертом, но еще утром Поль Мёрисс покинул студию, получив серьезную травму на съемках сцены драки, которая по сюжету "Макадама" свела его лицом к лицу с Жаком Дакмином. Пришлось заменить Поля Жераром Ландри.     Ничто более не удерживает ее в Париже, и Эдит в предпоследнюю неделю июля 1946 года едет в Остенде. В начале августа она отправляется на гастроли, продолжающиеся почти до конца лета. Каков маршрут на этот раз? Даже зимой, весной или осенью, когда Пиаф не уезжает ни в Швейцарию, ни в Бельгию, дороги, зовущие ее из Парижа, чаще всего приводят певицу на средиземноморское побережье. Север, восток, центр и особенно запад Франции редко значатся в программе ее поездок. На этот раз после трехдневного отдыха в Шарбоньер-ле-Бене ее средиземноморский маршрут проходит через Канны, где мэр города дает прием в ее честь, Сент-Максим, где выступает вместе с Редой Кер, делившей с ней афишу в качестве звезды во время их совместного турне еще до войны. Затем Жуан-ле-Пен, Ницца и снова Канны, несколько вечеров в одном из кабаре и неделя отдыха перед возвращением в Париж.     Едва вернувшись, она улетает (это, очевидно, ее первый полет на самолете) в места, которые должны казаться ей очень далекими, поскольку Греция и Афины - это все-таки не то, что соседние и тем более франкоговорящие страны. Ее пребывание там начинается 3 сентября знакомством с городом, а на следующий день должен состояться показ фильма "Безымянная звезда", что и послужило поводом для визита. Кабаре, в котором она затем выступает, называется "Майами". "Все складывалось очень плохо, - будет рассказывать она. - Я прибыла туда в день плебисцита. Люди нервничали, а когда греки нервничают, это серьезно" [Panoramiques, цит. выше]. Фактически Грецию в то время сотрясала гражданская война, противопоставившая коалицию левых сил во главе с коммунистами сторонникам короля Георга II, сбежавшего тогда в Лондон. Организованный не в день прилета Эдит, но накануне, плебисцит 1 сентября вернет в страну монархию - за нее проголосовали три четверти избирателей, - но левые силы, поднявшие бунт, уступят английским войскам, защищавшим монархическое правительство, лишь в следующем году.     Волнуясь на улицах, как же ведут себя афиняне в "Майами"? "Мой Бог, я их не особенно поразила... Признаюсь даже, что я совсем им не понравилась. Один добрый зритель, который, очевидно, думал, что у меня нет денег, бросил мне на сцену несколько су". Но через пару дней все улаживается. Кто-то (вероятно, из журналистов) дает ей прозвище "карманная певица". Ее вечера заканчиваются в Акрополе, при свете луны, который делает такими романтичными ухаживания актера Такиса Менеласа. Не от него ли она узнает, что "я тебя люблю" по-гречески звучит как "сарапо" или что-то в этом роде? [S'agapo. - Прим. публикатора.] Подлинный смысл этого слова станет понятен ей позже.     Буквально накануне вылета в Афины, в первый день осени 1946 года, Эдит в компании Люка Барнея находит несколько часов, чтобы сесть на поезд и повидаться с "Друзьями песни". Перед тем как вновь стать "средиземноморским", турне, в которое последние отправились без нее, начинается в том же месте, что и предыдущее, - в Шарбоньер-ле-Бене. Затем они следуют из Лиможа в Лион, далее - в Роан и Сент-Этьен. Дорога на юг ведет в Тулон (концерты 30 сентября и 1 октября), в Монте-Карло (два следующих дня) и наконец в Ниццу (где они выступают до 6 октября). Пора возвращаться в Париж. Эдит и ее обновленные "Друзья" - приглашенного во время ее отсутствия девятого члена группы (и третьего баритона) зовут Поль Бюисонно - встречаются 11-го на сцене театра "Этуаль". Все готовятся предстать перед парижской публикой.     Луи Баррье, занимающийся контрактами, является также и пресс-атташе этого своеобразного "ансамбля", в состав которого входят Эдит и девять парней. Все вместе они исполняют песню "Три колокола". Затем во втором отделении Эдит впервые поет "Жизнь в розовом свете" - песню, написанную для Марианны Мишель. Оркестром дирижирует Анри Пуссиг, за фортепиано - Робер Шовиньи, аккордеон на коленях Марка Бонеля: они образуют содружество аккомпаниаторов, более не расстававшихся с ней. Да и конферансье, Франсис Бланш, тоже ее друг.     В этот парижский период Эдит снова получает возможность сыграть в "Равнодушном красавце" вместе с Полем Мёриссом, оправившимся от травмы, полученной во время съемок "Макадама". Их выступление как раз "сопровождает" премьеру этого фильма, объединившего бы их, если бы возраст Франсуазы Розей позволял ее героине иметь тридцатилетнюю дочь. В декабре все тот же кинематограф сводит ее с Ивом Монтаном, исполняющим главную роль в фильме "Врата ночи", не имеющем, впрочем, особого успеха. "Врата скуки", - станут посмеиваться над ним. И молодой дебютант, подающий надежды, также будет раскритикован: "Ни фотогеничный, ни фоногеничный", - пишет "Монд". "Монтан хорош, лишь когда танцует, напевает или молчит", - убийственно замечает "Экран франсе".     У Эдит почти нет времени на выражение сочувствия. После шести недель, проведенных в "Этуаль", ей все еще не надоедает петь на одной сцене с "Друзьями". Закончив концерты в "Клубе пятерых", длившиеся с 21 ноября по 3 декабря, накануне премьеры фильма-неудачника Карне и Превера они вместе отправляются в "Варьете-Казино" в Марселе. Возвратясь в Париж, они с 20 декабря 1946 года по 4 января 1947 года поют в "Амбассадоре". На новых гастролях, которые организует для них Луи Баррье, совместные выступления продолжаются в Мюлузе, Страсбурге, Нанси, Брюсселе, Руане, Гавре, Пюто, Аржантее до 19 февраля. Проходят две недели, в течение которых "Друзья" (без Эдит) появляются в "Бобино", затем певица и вокалисты, вновь соединившись, отправляются "по зигзагу": сначала, 7 марта, возвращаются в Гавр, затем проводят вечер в Рубе (8 марта), а несколькими днями спустя начинают швейцарское турне, которое по пути из Базеля в Лозанну с 12 по 24 марта пройдет через Монтре, Фрибур, Ла-Шо-де-Фон, Невшатель, Бьен, Ивердон и Женеву. В Лозанне Эдит и ее друзья, вероятно, останавливались в "Солнечном ударе", кабаре Жиля, друга и автора музыки "Трех колоколов". Концерт, данный здесь, был даже записан радио Лозанны. А незадолго до того перерыв между выступлениями в "АВС" и в Брюсселе позволил Эдит также записать семь песен на пластинки фирмы "Декка". По возвращении из Бельгии к узкому кругу лиц, сопровождавших Эдит в поездках, добавятся два весельчака.     Одного зовут Рош, другого - Азнавур. Она заметила их однажды вечером, когда они выступали в одной программе в зале "Вашингтон", где записывалась очередная радиопередача. А когда она приглашает их на улицу Берри - сразу же или позднее? Точное время менее важно, чем их веселый нрав. Пиаф и Азнавур сближаются очень быстро. Сын армянина, сбежавшего от турецкого преследования, он тоже дебютировал, "заполняя паузы" в концертах звезд. Его арго идет ему так же, как и его бакенбарды, а когда Эдит спрашивает, умеет ли Шарль танцевать вальс, он отвечает, что да. А она? Тоже да. Дальнейшее вдохновило его на многочисленные версии, в подробностях (порой излишних) представленные в книге "Азнавур об Азнавуре" или изложенные кратко, но более точно, как в январе 1993 года в телепередаче ["Роман одной жизни", передача Клода Жана Филиппа, Арт, 31 января 1993 г.].     "Она приказала загнуть ковер, посадила пианиста за фортепиано, и мы в тот вечер танцевали вальс "в обратную сторону". Именно тогда все и началось. Она осознавала, что в один из моментов линии наших судеб приняли одно направление. И это нас сблизило. Мы сразу стали островком среди моря людей, не знакомых с реалиями этой жизни". Как только вальс закончился, она спросила Роша и Азнавура:     - Что вы делаете на следующей неделе?     Они оказались свободны.     - Вы едете со мной!     Предложение показалось интересным, но Азнавур должен был еще и кормить семью.     - Сколько мы заработаем?     - Ну вы и плуты! Есть люди, которые сами готовы заплатить, чтобы ехать со мной!     Возмущалась она недолго. Согласившись на скромный гонорар, дуэт следовал за ней от Руана до Швейцарии. Азнавур поднимал занавес, а затем появлялся на сцене после антракта, чтобы сделать короткое объявление: "Одно лишь имя, а в этом имени - вся песня: Эдит Пиаф!" Весельчаки, да и только? Согласие, как будет вспоминать автор и исполнитель песни "Богема", часто нарушалось: "Я всегда был не прочь пропустить с ней стаканчик. Даже более того. А Жан-Луи Жобер, бывший в то время ее "мсье", запрещал ей пить". И, как мы читаем в книге "Азнавур об Азнавуре", между Рошем и им с одной стороны и "мсье" и его "Друзьями" с другой отношения были непростыми: "Ремесло отнимает у них слишком много времени. Они репетируют всю вторую половину дня и говорят только о свадьбе и чистоте. В конце концов, они надоедают нам своими наставлениями".     После Швейцарии тем же составом все в конце марта и в начале апреля пребывают в Льеже. Оттуда Пьер Рош и Шарль Азнавур возвращаются в Париж. У ядра труппы другие планы.     Америка еще далеко? Терпение! Из Льежа они отправляются в Осло на поезде, и столица Норвегии с 6 по 27 апреля становится местом первой из трех длительных остановок. Две другие будут в Швеции: в Стокгольме они выступают весь май, в Гетеборге - до 24 июня. Короткие путевые записи: "В здании, где мы жили в Осло (театр "Эдеркоппен") какая-то группа делала на сцене то же, что и "Друзья". Позор на их головы! В Стокгольме зал к середине концерта наполовину пустеет, то есть зрители уходят перед выходом Эдит, которая вытребовала себе второе отделение, не зная, что здесь звезда выступает между поднятием занавеса и заключительной частью вечера, сводимой к череде обычных развлекательных трюков. В гастролях принимают участие две другие женщины: Мими Ланселот, законная жена Юбера, и Жинетта Рише, невеста Ги Бургиньона. Эдит вначале хотела исключить ее из состава участников поездки. Уступая из уважения к брачным узам, она терпела Мими, но согласиться на присутствие подруги одного из артистов значило, учитывая число "Друзей", пойти на образование вне труппы настоящего гинекея. Эдит сказала об этом Ги Бургиньону. Но затем, обнародовав свой "закон", не смогла сопротивляться восхитительной любезности Жинетты (ее несомненный "плюс" - верность, а "минус" - забавные выходки и воровство). Жинетта временно станет ее новой Момон, которая, в свою очередь, опять пребывает в полуопале. Практически вездесущая во времена Конте, пользующаяся переменным успехом при Монтане, она удерживается Жобером на некотором расстоянии.     Марк Бонель, который так же охотно, как свой аккордеон, берет в руки фотоаппарат, сохранит на память о скандинавском турне кадры веселых пикников, где три женщины пародируют французский канкан. Мужчины же, будет рассказывать Юбер Ланселот, посвятили себя в "рыцари ордена пивной бутылки", придуманного Эдит, их "великой жрицей". Ритуал предполагает для каждого из них нечто вроде причастия: они должны, опустившись на колени и встряхнув бутылку пенистого пива, выпить ее, не оторвав губ от горлышка.     Возвращаются они из Швеции также по железной дороге, но раздельно. Пульмановские вагоны "Северного экспресса" - для Эдит и Жана-Луи, жесткие диваны пассажирского поезда - для остальных. Сколь бы ни были похожими их контракты, "Друзей" все-таки девять. А значит, они не купаются в золоте.     Наступает лето. За исключением участия в представлении 26 июня в "Опера де Пари", труппа начинает выступать вновь лишь в середине июля. Казино Довилля, Шарбоньер-ле-Бена, Биаррица, Виши принимают их на совместных гастролях до 4 августа. "Туке", затем "Пингвин" в Кнокк-ле-Зуте и "Пан" в Остенде слушают Эдит без "Друзей". В Кнокке они опередили ее. Во время первой короткой поездки в Нидерланды она догоняет вокалистов в Гааге и в течение двух часов поет с ними в зале "Кюрсааль" в Шевенингене. Затем следует возвращение в Париж, поездка в казино О-ле-Бена и в начале сентября подготовка к новому концерту в "Этуаль". Кроме "Друзей", в нем принимают участие Люк Барней, Рош и Азнавур. Обычные авторы Пиаф в то время ничего не могут ей предложить? Или ей не хватает времени поработать над новыми песнями? Новинок немного: "Мсье Икс..." Роже Гозе и Мишеля Эмера, "Обычный мужчина" самой Эдит и Пьера Роша, "Потому что" Анри Конте и Маргариты Монно.     Америка еще далеко? Эдит говорит о ней со времени своего возвращения из Афин. "Я не верил в это, и "Друзья" не верили", - будет вспоминать Марк Бонель. Но Луи Баррье обладает сноровкой и упрямством. Проект завоевания Соединенных Штатов вырисовывается в театре "Этуаль" между 5 сентября и 8 октября. Луи Баррье познакомился с Клиффордом Фишером, известным открывателем талантов. Согласившись сотрудничать, американец приехал в Париж. Луи привел его в "Этуаль" и представил Пиаф.     - Что вы здесь делаете? - изумился Клиффорд, узнавая Робера Шовиньи.     Видя перед собой пианиста-аккомпаниатора, а теперь и руководителя оркестра певицы варьете, Фишер вспоминает о концертировавшем музыканте и дирижере, приглашенном им еще до войны.     Но они здесь не для того, чтобы перебирать в памяти ушедшие годы. Представившись, американец оценил таланты, которые хотел ему продать Луи Баррье. Эдит и "Друзья" не разочаровали его. Но трагизм Пиаф, строгость Пиаф, неподражаемый стиль Пиаф - понравятся ли они на Бродвее? Он вслух спросил себя об этом. Однако контракт был подписан, и Луи Баррье оставил без ответа вопросы своего заокеанского поручителя.     "Друзья песни", которые не верили в эту Америку - "нас слишком много, расходы окажутся слишком большими", - тоже отправятся в путешествие. Их распорядок дня и расписание Эдит не слишком перегружены. С 16 сентября и до окончания их выступлений в театре "Этуаль" они вместе снимаются в картине "Девять парней и одно сердце" режиссера Жоржа Фридленда. Судя по названию, речь идет о фильме, который по прошествии многих лет будет иметь такую же ценность, как и нечастые воспоминания самих артистов о далеком прошлом.

Глава 7